Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Слова рассыпаются в пальцах крупным песком, мысли окостенели и толчками наружу выбрасываются обрывки фраз, бывших когда-то предложениями. Трудно дышать, трудно писать. Да и незачем вобщем-то. Лишь ритуальное постукивание молоточка "взялся за гуж" не дает засохнуть окончательно фонтанчику "вдохновения". Уголки сознания вычищены до блеска, остается лишь ждать новых поступлений да развлекаться словоблудием...
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Вскормленный северным ветром, обманчивый зеленью взгляда, жестокий в своей наивности. Кто подарил судьбе твое имя? На скале, крошащейся камнем стоишь, обжигая губы дыханием полуночных звезд. Где скитаются твои думы? Горизонт вечен и не за грань ли мира уходят они? Мягкие обьятия ночи подбираются к горлу узорчатыми пальцами, змейкой сна проскальзывают за подкладку старого плаща - ночь беспощадна к тем, кого любит. Ты ждешь. Очень давно, может быть - всегда. Подошвы твои попирают вечность, но она едва ли старше тебя. Сам уподобившись камню - ждешь искры. Чтобы взвиться огненной птицей над уснувшими внизу землями. Чтобы яростное пламя твоей сути вновь засияло чистотой среди руин одряхлевших дней. Мертвые спят в пустынях чужих снов, готовые подняться по твоему зову. Но ты ждешь искры. Ибо солнце не светит тебе в этом мире. Как и мертвецам...
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
С распростертыми крыльями на желтой земле. Лежит, морщится, вздрагивает как от ударов тока. Рука неестественно вывернута, липкая лужа натекает под бок, и следы... ребристые, черные, оставившие красные вмятины по нежно-сливочному телу.
А далеко-далеко мчится алый крайслер и весело трепещут белые перья налипшие на бампер.
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Сегогодня приходил черт. Зеленый, уши мохнатые, рожа противная. Блеет голосом мерзким своим: "Здраааавствуйте". Приходил, закатывал глаза, заламывал руки, дышал перегаром. Бр-р-р. А потом взял за руку и подвел к зеркалу. Ткнул пальцем грязным немытым туда, где голова видна должна быть и засмеялся мерзко. А пол шевелился холодными змеями под ногами. Так и стояли, смотрели в зеркало, а на месте отражений все мутнее и мутнее проступала явь чужая, плесенью покрытая. Потолок морщился визжащим криком под ритмические удары в барабаны - соседи пели заупокойную своему счастью. Сквозь прозрачный мир их тела виднелись хлипкими водорослями, растущими без корня среди густой травы. Абсурд. Черт внимательно наблюдал за сменявшимся выражением лица, когда хлопала дверь, уводящая к выбору, сделанному всей жизнью. А дверь скалила острые зубы, или приоткрывала чувственный ротик припухлых створок - но все равно жрала чужое мясо. Нежно или с лязганьем - жрала. Хрустальный мост крошился ржавым песком, и ангелы целовали медное кольцо, прибитое к громадному столбу вокруг которого носилась корова с белым пятном на лбу.
Мир вертелся, звезды падали, черт облысел, но не стал менее зеленым. Теперь он не будет изнывать от жары, обжигающей глину мироздания, которое долго делалось. Хорошо ему.
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Не сказать, что очень уж давно это было, да только лет с тех пор прошло достаточно, чтобы юный росточек стал могучим дубом. Жил в то время один человек. Прост он был, вел справно хозяйство, жену свою любил и двух ребятишек, девочку и мальчика. Дни сменялись ночами, осень - зимой, зима - весной и было все ладно и хорошо. Да не долго длилось счастье. Началась война, злая война, нехорошая. Ушел человек землю родную защищать, оставил семью свою. Год ли два служил он - да только вернувшись не застал он дома никого. Пустой стоял дом и ветер играл ставнями - мор напал на деревню и умерли многие. Сел человек у порога, заплакал. Тяжко ему - сам увечный, надорвался на войне, бобылем остался, некому встретить его у дверей, улыбнуться ласково. И богатства всего - дом гнилой, да то что в мешке солдатском, пожитки нехитрые. Надломился человек, сгорбился, чернее ворона стал, пошел на кладбище, где родные его схоронены. Смотрит на три холмика заросших, а рядом деревце молодое, радостное, трепещет листьями, без ветру трепещет. Снял человек с себя пояс кожаный, затянул петлю и повесился.. Вот такая вот голимая правда жизни.
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Сквозь мутную пелену век сочится каплями пробуждения утренний свет. Время. Еще рано. Глаза закрываются на долю секунды, и доля секунды растягивается на длину стадии, превращаясь в полчаса. Время. Скоро уже. Свет становится ярче, предвещая огненную бурю, зреющую в беспечной синеве. Время. Пора. Еще можно подождать, погрузившись в недосмотренный сон, который забудется быстрее, чем исчезнет капля росы под тугими жгутами солнечных лучей. Время. Поздно. Это не страшно. За окном белым асфальтом наискосок через холодную тень дома пробирается день. Торопиться не стоит - раньше времени прийти невозможно. Оно всегда тебя ждет там, куда идешь. И сейчас время уже ушло, чтобы дождаться. Воздух еще прохладен и пыль дневного светила не прожигает его прозрачную суть. Шаги отдаются эхом, теряясь среди множества гулких отражений птичьих криков, стуков, шелеста листвы и урчания просыпающихся моторов. Время оставляет вехи. Сейчас к одной такой подойдет маршрутка. Вовремя. Жара справа, значит нужно прятаться в прохладных складках левой стороны. Время летит впереди, заставляя все быстрее работать циферблаты городских часов. Для забавы. На выходе встречает жерло раскаленной печи. Время ждет у светофора, ловя момент, когда ему захочется сморгнуть. Воздух над асфальтом плавится, искажает действительность в мучительной агонии. Вверх по склону, отнимая у времени лишние минуты. Оно не в обиде. Уже рядом. Через ворота, вслед за машинами, потерявшими время в пробке - к знакомому зданию. Порог, дверь, кодовый замок, немного вежливости - и время засыпает от усталости. Рабочий день начался...
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Какая-то завеса перед глазами. Очень трудно воспринимать жизнь иначе, замечать мелкие детали, облекать в заманчивые и душеприятные формы. Этакое пейзанское мировосприятие - спокойное, размеренное, без единого душевного надрыва. Может это правильно? А может и нет. Кто знает. Вообще нелегко рисовать радостные моменты - они пролетают незаметно, оставляя привкус счастья и яркие цветные пятна в памяти. Другое дело моменты горестные - это товар совсем иного сорта, скоропортящийся и долговоняющий. Их можно терпеливо, с упоением, счищая кисточкой прилагательных струпья запекшейся корки дней, реставрировать по живому... Самое интересное здесь - почему-то цветные пятна со временем гораздо лучше сохраняются, нежели детально прорисованные душевные страдания. Тема со многими знаками вопросов... Но пусть вдумчивый читатель простит празднорассуждающего автора за нежелание отвечать на них. Автор решил оставить сей хвост с вереницей горбатых знаков препинания читателю, дабы он на досуге сам решил, что с ними делать. Haec habui, quae dixi (с) Cicero.
P.S.
Еще одно извинение - оригинальный материал погиб в недрах редактора, поэтому восстанавливается по памяти...
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Нет ничего более утомительного, чем хороший отдых... Еще пара дней и работа может показаться желанным оазисом спокойствия среди пустыни пляжей и песчаных отмелей разнообразных. Между тем Шамаш Безжалостный внове посетил края, где ему обычно являться не должно. Как всегда - с набором золотых копий или чего еще там и с настроением спалить все, что не камень. Столько Солнца за один присест нельзя переварить без ущерба. Признавайтесь, кто тут исповедует религию Вавилона и Ашшура? Кто позвал сего пренеприятнейшего господина поглумиться над родными березками?
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Ведь мы живем для того чтобы завтра сдохнуть!!!! Вот и думайте - радоваться этому или нет. Ха-ха!!! Рок'н'ролл жив и Джим Моррисон еще играет со сцены Вудстока! *пьяным голосом* Рреанимационная машшина...
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Маленькая бабочка сидит на руке, старательная в своей слепоте, тычется хоботком в кожу. И как в ее вечном безмозглии могла образоваться ассоциация рука-цветок? Или может это новая мутация с серенькими крылышками скоро вытеснит комаров из их экологической ниши? Представьте себе - орды серых бабочек с острыми как иглы хоботками вьются вокруг несчастных жертв и жрут их, жрут... Хотя это уже было. У тов. С. Кинга. Скучно. Улетай дура серокрылая, счас из лени и зеленой травы приползет второй цветок и будет тебе абзац в самом интересном месте.
З.Ы.
У индейцев была очень нежная кожа, поэтому они всегда обгорали и звались краснокожими. В зеркале живет один такой. Ну и рожа!
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Легким касанием дотронуться до волос, слегка взъерошить, скользнуть по щеке, фетром по шелку, кончиками пальцев задержавшись на шее... Спи. Пусть тебе приснятся хорошие сны.
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Ну вот и он, долгожданный, эээ, как бы это сказать-то поделикатнее, отдых. Тишина и покой в уснувшей душеньке, мертвым сном уснувшей. Солнечно. Легонькие волны покачивают плот с бренными останками, соленые брызги едва каймят растрескавшиеся края бревен. Плывет плотик. По большой воде плывет, маслянистой темной воде, прячущей демонов сомнений в глубинах своих, ждущей мига, чтобы сорваться вскачь бешеным цунами у тихих отмелей, свернуться водоворотами безумия, из которых нет возврата, щупальцами чудовищ морских зацепить, утянуть в темноту и покой. Другой покой - давящий, свинцовый, не дающий шелохнуться, забирающий память и волю. Судорогой по спине, тиком нервным - протест, рвется рыком звериным, не доходя до глотки - исчезает, среди шелеста волн и скрежета небесных сфер. Отдохнем...
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
На коленях, перед камнем, склоня голову - обнажить шею. Вцепившись в землю пальцами, с улыбкой отчаянной, закрыв глаза - довериться ножу. Взмах! Сухие травинки между побелевшими ладонями, земля кружится воронкой, посреди которой бесстрашный муравей несет сжавшуюся от ужаса добычу - домой. Теплые капли, тугие струи - камню. Навсегда. Отдать, чтобы оставило, разжало цепкие когти - прошлое. Чтобы просто жить. Не думать, не бояться, не врать себе - жить. Снова, с белого листа, чистым, искупившим - собой. И никем другим.
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Волчье небо линяет, разбрасывая клочки шерсти над улицами, сквозь душную завесу дневного марева пробивается механическая стая пыльных, уставших, битых жизнью и соседями автомонстров, спешащих добраться до родных берлог и, выдыхая последние клубы высокооктановой жизни, сбросить с себя дневной груз потеющей протоплазмы. За просевшими под гнетом забот домами безумным смехом заливается трамвай, раскачивается неудержимо на поворотах, скрежещет злобно сочленениями, пытаясь сползти с осточертевших рельс, чтобы нестись вперед, без остановки, не разбирая дороги - горизонт под колеса, смерть в лицо и ад следует по пятам. Механический паук города подбирает ноги, устраиваясь на ночлег среди паутины улиц. Его антенны-глаза безмолвно глядят в звездную пустоту, просеивая сквозь сито приемников чужие голоса, что жадно впитают тысячи нервных клеток, тут же забывая, отправляя в клоаку темных смыслов уже увиденное... Лязг, гул, скрежет, мысли-призраки среди проводов, бесконечные мигающие огни, и стальные трубы-артерии, по которым текут реки, питающие разбухшее тело города-монстра. Где-то далеко в глубинах паучьего сердца непрерывно вращаются блестящие от масляного пота шестерни, заставляя время идти быстрее, так, что причудливое плетение металлоконструкций стонет от усталости, не выдерживая нагрузок, заданных сумасшедшим ритмом проносящихся дней...
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Хе-хе... Лучшая рыбка - в мутной водичке... Сунешь руку - а она там, толстая, ленивая, жабры подставляет... Перестройка, переделка, известка с потолков, деньги в воздухе - и все гремит, сыплется, шуршит. Тут важно не упустить момент. Рраз - и ты уже в дамках... Хе-хе. Теперь осталось все документально засвидетельствовать, и можно почивать на лаврах. Или пуще того - на лепестках из роз. Во как.
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Декаданс... Декаданс школьный, декаданс в стиле барокко и декаданс в стиле модерн. Высоколобо-интеллектуальный, развращенный жизненными реалиями, наивно-открытый, и с потугами на недосказанность. Общее настроение, общее впечатление. Если любовь - то до ближайшего гроба, если погода - то как назло, а уж люди вокруг - или страдают все поголовно, или заставляют страдать. Кошмар. Повеситься на подтяжках из розово-мечтательных откровений по так_красиво_бухающим_на_дне_рождения_подружки_белобрысым_мальчикам. Редкая птица долетит, а уж коли долетит - то рухнет нафиг, не вынесет бренное тело скорби мировой, налипшей на перья.
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Тяжко постоянно говорить "да". Но люди быстро привыкают к тому что ты - положительная деталь обстановки, этакий автомат для решения проблем. И как гром среди ясного неба - "нет". Что такое?! Кошмар!! Машинка сломалась! Люди обижаются, люди стучат по столу кулачками - как это? Всегда срабатывало, а тут вот... Забывают люди, что есть у каждого верблюда своя соломинка. Эх, рассыпаться бы эпитетами и метафорами страницы на две, да паршиво уж больно. Да и ять с ним, мелочи все это, недостойные рассмотрения, за неимением линзы или иного оптического прибора. Проехали. Продолжим дальше серию литературных и не очень препараций одной отдельно взятой души...
Похороны в самом разгаре! Ура, товарищи!!! Скоро поминки!!!
Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Приподнимая завесу жизни, встречаешь холодный лед, обжигающий звездным блеском. Клочки пара, сухие бледные губы, улыбка, стягивающая скулы... Легкий шорох костей в кожаном мешочке у пояса, суконный плащ становится жестким. Спят, спят в вечном блуждании среди темных огней, искореженные болью и страхом, убитые горем, равнодушные и молчащие. Всякие... Спят. Проснутся ли разом черной волной крика смертного: "Вор!, вор!, зачем крадешь у нищего!!! Что тебе до чужого?" Нет, им все равно... Они жаждут иного - света, тепла, жизни, жизни, жизниии. Вихрем вьется дорога, ведущая в темноту, цепью ржавой захлестывает, волочет за собой. Иней на стенах, иней на волосах, давние ворота, где огонь касался льда. Тяжесть, давящая на плечи - забудь, замри, останься среди скал, холодный и равнодушный, вечным скитальцем, бесчувственным и бездумным, свободным от жизни. Ты, пришедший с горящий свечой, ты воск свечи, и язва огня пожирает твое корчащееся тело. Назад! Захватив горсть праха с голого камня, волком среди теней, разорвав путы, мертвящей нуждою стянувшие - назад, к вечернему солнцу, по терновому кусту вверх, к трепещущим осинам... И дрожь холода неземного из глубины добирается до кожи. Кровь осыпается струпьями в замерзающих венах, мысль похожа на лепестки увядшей розы. Плата за то, чтобы знать...