Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Уходили по жаркому солнцу, под прощальный концерт жаворонков, словно солдаты на войну. Вернитесь! Обязательно вернитесь! Обязательно... Солнце печет вовсю, выделяя доппаек витамина D, воздух дарит силы на свершение разных подвигов и объема легких не хватает, чтобы получить прощальные подарки. Уходили уставшие, но довольные, с надеждой и обещанием вернуться.

По приезде, в городе началась гроза, первая весенняя гроза.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
На полосе сидит жаба, непонятно откуда выползшая. Наверное, она спала под каким-нибудь комком земли и теперь вылезла погреться на солнце, отыгрываясь за долгую холодную зиму и позднюю весну. Сухая, покрытая пылью, сидит в лунке, тяжело раздувая бока. Радуется теплу, любительница влаги... Водички ей что ли плеснуть?.



Закат. Невозможно-красное солнце, огромный диск, выкрашенный багрянцем. Сверху его закрывают облака и маленький просвет меж ними кажется еще одной звездой, рискнувшей показаться раньше, нежели зайдет царственное светило и теперь соперничающей с ним в чистоте оттенков красного. На фоне этого действа стоит огромный старый дуб, руками-ветками упирающийся в небо, черный и угрюмый, молча вспоминая давние года, когда так же приходила весна, и он стоял так же, грозя небесам, на фоне заходящего солнца...



В ракитах поют соловьи. Поют, захлебываясь, сходя с ума, забывая обо всем на свете. Чернильная темнота ночного неба, свежесть росы под рукой, и симфония, родившаяся в сердце маленькой невзрачной птички, которую можно слушать и слушать, не отрываясь, всю ночь...

21:28

Начало

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Ботинки привычно пружинят при каждом шаге, за спиной болтается рюкзак, а впереди - дорога, знакомая наизусть и каждый раз новая. Первый раз в этом году. Надо поздороваться. Бутылка пива - жертва местным духам, извлекается на свет. Прохладный ветер, пасмурно, а впереди показалась березовая роща, сторожевой заставой выстроившаяся вдоль дороги. Главные ворота. Деревья встречают настороженно, затаившись, еще не узнавши из-за долгого отсутствия. Янтарная жидкость густой пенной струей льется на укатанную дорогу, на зеленеющие обочины, веером разбрызгивается в воздухе, исчезает, не коснувшись земли, и все начинает меняться. Жертва принята... Ветер теплеет внезапно, принося весенние запахи молодых побегов, распускающейся листвы и еще черт-те знает чего, полного жизни и растущего. Потихоньку начинают расходиться тучи, открывая дорогу солнечным лучам, птицы, словно только что проснувшись, подают первые голоса и колея сама ложится под ноги. Топать еще час, но уже ясно, что пришел домой, где тебя ждут...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
А завтра - лес, еще прозрачный, трава, немножко еще прошлгодняя, земля - еще холодная, но живая. И отросток в виде лопаты, согнутая спина и ни одной мысли. Ха! Отдохнуть до волдырей на ладонях, распрямиться, вдохнув литров двадцать сразу и скромно поужинав двумя среднедневными рационами будней завалиться дрыхнуть. И плевать, что все будет гудеть назавтра, а согнуться можно будет лишь дня через два. Зато - на душе чисто, светло, как после генеральной уборки. Долой стрессы и философскую мутотень! Труд сделал из мыслителя человека!!! Харашо!!!

P.S.

Естественно все будет не так или не совсем так. И проклянешь трижды мечты свои глупые, да лопату немеханизированную. Ну да что это изменит-то? Все равно - отдых покажется таким сладким. Не надо придумывать, чем себя на вечер занять...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Если идти по вечерней улице, когда ночь еще не наступила, а солнце уже уходит в свои подземные чертоги, среди темноты усталого города символами книги жизни зажигаются окна. Там своя жизнь, свои истории и свои сказки. Иногда страшные и кровавые, иногда пустые и серые, словно камеры заброшенных тюрем. Спокойные и теплые, уютные окна сменяются синими, холодными провалами предсмертных врат. Вглядываешься, оцениваешь, ищешь... И находишь лишь свои отражения, примеряя чужое дыхание на себя как новый костюм. Ты - там, среди незнакомых историй и непонятных сказок, с брезгливостью отвергающий чужую жизнь, которая тебе не по нраву, выбирая, подобно сварливой тетке в овощной лавке: нравится, не нравится... Может быть, в этот момент кто-то бросает в пыль твою судьбу? Кто знает. Не судите, да не судимы... Главное - свет горит. Загорится ли он завтра?

P.S.

В глубине встреченных взглядов прячется сон. Маленькие дети перед огромной глухой стеной чужих убеждений. Вновь отражение...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Прорвались. Дошли. Нацарапали что-то неразборчивое. Еще копошатся неприятности вне поля зрения, напоминают о своем присутствии, но на душе уже легко, все вокруг правильно, мир движется под музыку танго и каждая шестеренка находит себе пару. Ритуал. Ветер теплый, дороги легкие, завтра похоже на сон, а вчера - на родной дом, в который так приятно возвращаться. Кто сказал, что мир несовершенен? Несовершенны глаза смотрящего - они видят лишь свое настроение. Завтра рухнет новая напасть на плечи камнем тяжелым - и снова унылым станет пространство жизненной прозы. Грустно? Ничуть. Лишь в моменты свершенья музыку мира слышно, и видно таинство вечное сфер обращенья. Так обозначен вехами путь от рожденья до смерти, да не собьется с дороги странник усталый, бредущий сквозь время...

Ощущение правильности происходящего. Настроение сочетается браком с гармонией сфер - в такие минуты тебя не существует. Есть только вселенная, которая дышит твоими легкими, гонит твою кровь по венам и совершает множество иных, очень нужных и важных дел, за тысячи верст, либо совсем рядом, вплетая в ткань мироздания новые узоры...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
От мелких дел спасенья нет,

Но выбирать спеши,

Не то оставишь крупный след

Несделанных больших.

(с)Питер Хейн.

21:16

Мдя...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Как танком по хребтине проехали. Два дня жестокой битвы с превосходящими силами глюков и багов, авральные переходы и перебежки, без всякой надежды на возвращение в коматозное состояние сна. Уфф. Где болота застойной эпохи? Родные, любимые, вернитесь! Спать, спааать! Богатырским сном (взять взаймы) дня три без отдыха. Голова работает утюгом доисторическим: внутри жарко, угли горячие, а сама тяжелая - как упадешь, так пол проломишь. И где-то наверху маячит грозный призрак очередных авралов и прочая радости. Потому что так просто все закончиться не может. Еще никогда просто так не заканчивалось. Ибо, ибо... ИБО НЕФИГ!!!! Может в дворники уйти? С сохранением оклада? (тут уместно тяжко вздохнуть и печально оглянуться на прожитую жизнь) Quo vadis, дорогой товарисч?

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Как все-таки хочется славы, любви, признания, чтобы на руках, с цветами, от дома до дома, устрицы под майонезом, беседы о королях (с ними же), и капусты - много-много. И чтобы плакали, и объяснялись, и клялись, и глаз не отрывали, и нарушали тобою же установленные правила. А в ответ вальяжными жестами давать надежды, разрушать жизни, подписывать контракты и не сопротивляться. Соблазн. Хочется. Вопрос только возникает - а нафига? Однако ехидный читатель спросит - а сможется ли? Но вот это уже не важно.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
И ломает, ломает... Вынужденный простой превращает жизнь в вялотекущую молочную реку со слегка заветренными кисельными берегами. Вообще - картина еще та. Грязь, мухи, утонувшие в киселе мамонты, тяжелый дух скисшего молока. Ничего себе мечты были у предков. Хотя, ежели кисель в брикетах... Да нет, все равно - намокнет, расползется. Ах, да. Полноводная река жизни слегка застоялась, образовамши этакий омуток под откосом - прям раз, и с головой туда, где черти водятся. Под многопудовым покровом молочных струй пульсирует что-то, надвое разодранное, кровью плачет. И скажут люди добрые - ух ты речка какая румяная! Кровь с молоком! А вот ежели молотком да по кисти каак хряснуть - и не работает ручка, а правая всегда в курсе, потому что левая на полном обеспечении по инвалидности. Шуйца-десная, десная-шуйца. Где единство? Карандаш - мерзавец, мысли - шершни, убивают силу, жалят, по венам ядом расползаются, превращая сон в явь, паутинчато-кошмарную, обволакивающую тленом. И появляется ОНО - порождение темных грез, забирающее биения сердца, обещая взамен исполнение... обрывающее чужие нити. Нда, сколько лет с НИМ вместе. Тенью, призраком, сзади, когда перекидываешься - не замечаешь. Но после - глухо, как в гробу и нет больше дров для поддержания огня... Ждешь возвращения силы и... Темно.

00:31

Дождь

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Дождь идет. Ленивый, крупными каплями медленно ласкает размякшую, размокшую землю. Она еще холодна, не оттаяла после долгой зимы, но уже уступает натиску мягких и нежных рук, проникающих все глубже и глубже, вплоть до сокровенного. Мокрое одеяло туч укрывает ласки дождя от ревнивого солнечного взгляда, и ветер задыхается, не в силах разогнать серую хмарь. Стемнело. Шум текущей воды и стук капель по подоконнику тихо и незаметно плетут основу прошедешго дня, в воздухе пахнет влагой, а мысли теряют ясность, тяжелеют, пропитавшись водой. Между небом и землей льется сон водяных духов...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Дмитрий Сергеевич и Евграф Аникиевич сидели за столом, хмуро поглядывая на часы. "Ну, уже?" - думал про себя Дмитрий Сергеевич. "Нет, еще рано" - мысленно останавливал его Евграф Аникиевич. На столе медитировала бутыль, до краев наполненная смыслом жизни. Вечные истины в непроявленном состоянии терлись о стеклянные бока, заставляя бутыль вздрагивать от непонятной щекотки. В дверь постучали. Хитрым скрипучим голосом дощатый пол под ногами Дмитрия Сергеевича спросил: "Кто там?" Дверь ответила несмазанными петлями, потому слегка нецензурно. Евграф Аникиевич, широко улыбаясь, обнял гостя, незаметно перемещая его ближе к столу. Дмитрий Сергеевич напрягся. "Уже?"- дернулся его кадык. "Ага..." - глаза Ивана Никанорыча добро и подслеповато сморгнули. Бутыль замерла в ожидании, когда перед ее внутренним взором появились стаканы, которые еще только должны были выниматься из сундука. За окном пролетела первая фея, спасаясь от стаи сов в период гона. Деревья шелестели "Интернационал" и в воздухе разливался приятный запах экзистенциализма. Евграф Аникиевич откупорил бутыль, что на сакральном языке жестов символизировало полное ее освобождение в дальнейшем. А на столе, молча и сурово насупившись, выстроились стаканы. "Старые, проверенные солдаты" - подумалось Ивану Никанорычу. "Ну, поехали," - руки Евграфа Аникиевича совершили замысловатое па. Дмитрий Сергеевич с дрожью в сердце увидел прозрачный поток недосказанностей, заполняющий его стакан. Иван Никанорыч поправил ворот рубахи...

После второй Дмитрию Сергеевичу стало дурно и он подошел к окну, за которым рубил дрова и плакал леший. После третьей Иван Никанорыч почесал нимб, возникший над темечком, прикрутил яркость и начал просвещать тараканов, сползшихся под его благословляющую длань. На середине пути все черти, что собрались под сводами сей обители святости резко обросли крыльями и начали танцевать канкан под звуки арфы, неведомо откуда появившейся вместе с арфисткой-русалкой. Дмитрий Сергеевич грязно домогался вершин искуства, не забывая о низких нотах, а русалка хихикала и шлепала его по щеке мокрой холодной ладошкой.

Когда суть мироздания уже заканчивалась Евграф Аникиевич присел на корточки, завыл и вышел в ночь, удивительно весело помахивая серым пушистым хвостом. Вурдалаки прятались по болотам, где их ловили и мариновали одичавшие кикиморы. Вечер шел своим чередом, плавно переходя в утро, а Полночница мирно похрапывал на чердаке дома, в котором так бесстыдно обнажались основы мира. Мимо пробегал одноухий хромоногий заяц. Он остановился, чуя крепкий спертый дух благодати и грязно выругался, так что сойки посинели от стыда. Ведь сойки не умеют краснеть, потому что дуры. Это их недостаток. Рассвет начинался с тумана, так как Иван Никанорыч завис посредине комнаты и бормотал таинственные мантры, освобождающие разум. Все было правильно и только далеко на севере маленький чукча не мог вытащить моржа из лунки во льдах, о чем сильно скорбел в обьятиях русалки Дмитрий Сергеевич...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Что Вальпургия была никакой не ведьмой, а монашкой, даже местами к лику святых причисленной. Уж за какие такие подвиги - и не упомнить. Да и почему именно первое мая ее ночка тоже. Да боги с ней с Вальпургией, радуйтесь, православные - Бельтайн наступил. Аминь.

22:09

Океан.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Бескрайние российские пустоши, способные поглотить не одну Европу, а уж если не поглотить - то утопить, растворить в вязком тумане, собирающемся на границах сознания, рискнувшего постичь это невообразимое пространство. Дороги пропадают среди жухлой прошлогодней травы и перелесков, окружающих обжитое пространство асфальта, и автобус кажется ненужной соринкой в чьем-то глазу, что разглядывает извечную пустоту земли. Деревни, поселки, города - все исчезает, и видишь только чернеющий лесом горизонт и поля, раскинувшиеся во всю ширь окоема. Окоем. Океан. Пустынный и молчаливый. Океан цвета мертвой травы. И вечность смотрит на тебя глазами океана. Ты - всего лишь пена прибоя. Ты появишься и исчезнешь, а океан снова и снова будет приходить каждую весну, наполняя чужие сосуды неведомой тоской...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Даа, процесс воспитания. Иной раз веришь - прав был Orbilius plagosus. Нет лучше воспитатора чем розга. Так вот влепишь с оттяжечкой, чтоп проняло. Сурьезно так влепишь. Ну ничего ведь окромя и не помогает. Ветер в башке, пружина в заднице. Ядри его в корень. Ну чего тут сказать? Драть нафик надо, как сидорову козу... Пока не поздно.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Понедельник. Нет, встречи с цветами не будет. Скорее всего вообще ничего не будет - ни водки, ни закуски, ни валенок, ни тулупов. Работа, ети ее за ногу...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Апокалипсис (Откровение)

Лавандой объяты угли ладоней, сверкающей радугой плещется кровь,

Незримо-прекрасные пальцы-кони несут умирающую любовь...

И ласки томительной хищны объятья, горит под ногтями кожа-земля,

И, словно два мира, руки-братья сулят разрушение бытия...

Полуденным маревом, ветром-дыханьем струится обманчиво-мертвенный лик,

И взор угасает, отравлен страданьем, скрывая еще не родившийся крик...

Багрово-закатные молнии страсти в кипении хаоса рвутся струной

Свивается разум, как змеи в ненастье, и время застыло стеной ледяной...

Лишь сердца костер погребальный пылает, и пеплом ложится прошедшая жизнь

Гнездом для златого яйца мирозданья, могильным курганом для будущих тризн...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Из довольно глубокой юности. Вечер, майские. От дома к дому ходят, преговариваются, собирают куличи, женщины повязывают платки, мужики надевают чистые костюмы. Скоро. Ночь близится к середине. Церковь. Внутри - волшебство. Запах ладана от свечей и лампадок, теплый желтый свет разливается вокруг и с икон задумчивыми огромными глазами смотрят люди, в которых очень хочется поверить. Немного печально смотрят и понимающе. Наверху своды с росписями оживают в таинственной темноте - свет почти не доходит до грозных сцен Суда и Распятия. А ниже - огоньки, люди меж ними, золото иконостаса и киотов. За ширмой хор деревенских бабушек очень красиво вытягивает пасхальные псалмы. Негромкий гул голосов в храме, и открыты (раз в году) Царские врата. Всенощная. После, когда уже отстоишь ее, понимаешь, что ноги гудят и хочется спать. Но до этого - легко и празднично на душе, и тело послушно ее воле. До утра. Настоящая Пасха.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Около 22:30 в московском аэропорту "Внуково-2" приземлился самолет, доставивший из Иерусалима Благодатный огонь. Эту святыню привезла в российскую столицу делегация паломников во главе с мэром Москвы Юрием Лужковым и полпредом президента в Центральном округе Георгием Полтавченко. К моменту прибытия самолета со Святой Земли во "Внуково-2" уже находился авиалайнер из Санкт-Петербурга, который в специальном контейнере доставит благодатный огонь в "северную столицу". Огонь отправят и в другие города России и ближнего зарубежья. При этом мэр Москвы прямо из аэропорта отбыл в храм Христа Спасителя, чтобы передать лампаду со священным огнем митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому Питириму, который сегодня совершает главную Пасхальную службу. От Благодатного огня свои свечи смогут зажечь этой ночью все прихожане главного православного собора страны. Сообщает Интерфакс

ссылка: http://www.rambler.ru/db/news/msg.html?mid=3396787

и еще в догон

Во Владимире, сообщили корреспонденту "Известий" Леониду Новикову в местной епархии, религиозный настрой жителей города в преддверии Пасхи особенно обостряется. Здесь в этом году праздник Пасхи приобрел поистине вселенские масштабы. Ожидается, что в пасхальную ночь в храмы Владимира придут десятки тысяч владимирцев. Одновременно на 30% увеличивается и численность уличных милицейских патрулей.

ссылка: http://www.rambler.ru/db/news/msg.h...amp;s=260003063

Ндя, пасхальное обострение...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Дареному коню в брюхо не смотрят...