Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Нет, говорят же, что некоторый тип женщин, ярко выраженный среди прочей прекрасной половины неестественной белизной волос, резко дурнеет в ареале тех кому далеко за тридцать, но что настолько...

Из под выжженых окончательно перекисью водорода ломких тонких волос на вас смотрят невыразительные, тусклые до матовости глазки, заблудившиеся в до безобразия расплывшейся красной, как бы это помягче выразиться, ро... простите, физиономии. Прожилки, вены на щеках, рябая россыпь кратеров, что прямо-таки заставляет воскликнуть: "О, луноликая!" На этом фантастическом в своей космичности пейзаже наляпаны выкрашеные в бордовый цвет жирночервячные губы. И добро бы они были сомкнуты... Вспоминая Жванецкого, о фигуре стоит умолчать, потому что ее нет в помине. Хотя, если некоторую грушеватость в сторону дыни считать фигурой, то она без сомнения есть. Однако вот испортить ее уже ничем нельзя. Нет, безусловно такое существо нужно держать в чуланчике и выпускать только по большим праздникам сходить в туалет и попить водички. Но вы представьте себе, ее подобрали и назначили любимой бабой именно в этом дурнопахнущем виде. Сколько ж это водки надо выжрать???

Самое интересное, что от времен, когда сия креатура была еще вполне миловидна осталось такое количество жеманного кокетства, естественным образом переплетенного с глубинным задушевным идиотизмом, что ежели явилась миру фраза без жеманного вздоха, сальных глазок и верчения дряблой ж... задницей, то сей факт был отмечен большой красной галкой на небесах, или где там еще ведут учетную книгу поступков, как самое выдающееся событие в прошедшие "за тридцать" лет. И ведь она считает себя неотразимой.

Воистину, иногда такое привидится...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Грязь по колено, хлюпающие сапоги, орудие труда в скрюченых от холода лапах - битва за урожай. Грядет, грядет судный день благообразного овоща, что коварно схоронился от пыткого взгляда огородника, да не отсохнут его руки вовеки, под толстым слоем земли. И попирая пятой участок садовый, или пуще того - полосу земли, что засажена превосходящим по численности противником, встанет герой согбенного труда, окинет обреченным взором отчизну, и решительно ринется извлекать корнеплод беспардонный из блиндажной глубины, взламывая линии обороны одну за одной. В сезонах будут слагать песни о том страшном покопище, младым в назидание, старым да иссохшим - в упрек. И плакать будут гнилые духом в подвалах каменных, а твердые - размягчаться под бременем непосильным плена ужасного. И на полях возгорятся костры погребальные, в пучине которых сгинут бесследно останки войска отборного, рубежи убежищ сберегавших. Только лишь полосатые жуки станут тихо потрескивать среди угольков памятью о временах, когда ботва была еще зеленой...

(Читать выразительно и с надрывом)

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Усталость - как наркотик. Затягивает. Сначала это просто: вырванный из течения жизни вечер, потраченный на борьбу с отяжелевшими мыслями. Ничего, кроме серой войлочной мягкости, автоматические движения и слова. Так начинается. Но дальше - усталость становится твоим спутником жизни, она отравляет каждое твое действие и вскоре ты уже не можешь без нее обходиться, как алкоголик, то и дело прикладываясь к кувшину усталости, болтающемуся за спиной. И чем сильнее прикладываешься - тем тяжелее кувшин. А время идет. Самыми последними сдаются мысли, но когда сдаются они, каждой попыткой раздумий причиняя невыносимое отвращение к любому делу, которое обдумываешь, - когда сдаются они, тогда все... Это зависимость хуже героиновой. Очень трудно проснуться и вылезти из под серого одеяла, что заменяет мысли, питая усталость своей непомерной тягостью. Почти невозможно.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Эк в темечко долбануло! Национальный вопрос задел чуткие стороны мятущейся души и отправил оную в извилистое путешествие по закоулкам мыслительного процесса. Да... Сначала вопрос просился на страницы полностью и целиком, но по прошествии времени опьянение закончилось и суррогатный воздух самосознания народного перестал отравлять легкие. А какая мысль была - дать людям идею национальную, погрустить над судьбой русских и евреев, решить, что же лучше, выпить водки наконец. Клиника, одним словом. По отрезвении обнаружилась запись оставленная на манжетах, чтоб не забылась:" А в кожуре он еще больше..." Глыба мыслительная, верх изящества и глубины смысла. А что? Собственно этот внезапный переклин вдруг произошел лишь потому, что только к слову "русский" среди всех национальностей, в русском языке обозначаемых цензурно, можно задать вопрос "чей?"... Тут и поперло, ажно по сю пору удивление подпрыгивает резиновым мячиком: "Случается же!" Даа... на пустом месте... Анекдот-с.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Действующие лица:

Сестрица - малолетняя девица со школьным рюкзаком и жалостливым выражением физиономии.

Автор - странный тип спросонья, со всклокоченной шевелюрой.

Время действия - утро.

Место действия - комната автора, автор лежит на постели и не желает просыпаться...

Сестрица: (Входя в комнату) - Мама там деньги оставляла, а мне на букет не хватает. Можно я полтинник возьму?

Автор: (не открывая глаз ) - Нафига тебе букет, ты ж уже эвона в какой класс идешь? (в сторону: Хрен вспомнишь, 10 или 9, кобыла великовозрастная) Впрочем, бери.

Сестрица: (Уходя) - На меня знаешь как директриса орала, когда я в прошлом году без букета была? Типа праздник большой и все такое... (в сторону: Получилось!!)

Автор: (не вынимая голову из подушки) - А ты скажи ей, что у тебя траур в этот день...

Занавес


Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Хмм... Занятия магией. Однозначно сказать что они бесполезны - нельзя даже завзятому скептику. Вот сейчас например - открыта аська и пять человек задают всяческие вопросы на тему. Порой кажется, что это пустая болтовня и трата денег. Но вот ежели задуматься... Допустим, нет никаких достоверных эффектов. Только вот советы сами по себе такие, что предназначены не только для низведения и курощения. Они применимы и в обычной жизни. Банальные вобщем-то советы, лишь слегка подкрашенные мистико-философскими чернилами... Первобытному человеку магия внушала уверенность в своих силах, даже если она "бездействовала", и сейчас мало что изменилось. Та же зыбкая опора, что позволяет удержаться на краю, то же чувство легкой эйфории, если получается, и списание на недостаток опыта всех неудач, ежели не случилось. Все те же способы задуматься над своими поступками и поведением окружающих, те же попытки изменить взаимоотношения с миром. Времена меняются, а охотник все сидит у костра, со страхом вглядываясь в темноту.

А советы - они изобретены за тысячи лет до нас. Так что остается лишь усердно их повторять, если не себе, то кому-нибудь еще.

Пытайтесь, старайтесь, думайте, прислушивайтесь к себе... Даже если вы не научитесь вызывать молнию с небес - некоторое чувство душевного равновесия у вас появится.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Город, вечный, как сон мертвеца,

Улиц брусчатка сырая, пустые лица,

Капли влаги на перьях унылых скворца -

Дождь осенний старому городу снится.

18:42

Ветер

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Тихо. Льняными прикосновениями обнимает сердце ткань времен, завораживает, ритмичным стуком по подоконнику отсчитывая происходящее.

Вспомнился ужас, что пронизал однажды: "Ты тоже смертен". Холодный липкий пот по позвоночнику, ощущение - это навсегда и безвозвратно. Мечущийся взгляд охватил тот короткий промежуток, что иные торопятся назвать жизнью и обмер - ничего не было. Все напрасно, как ни старайся...

Иногда, когда ветер перемен особенно сильно дует в спину, чувствуешь снова: все проходит. Хочется затеряться среди мира, запеть Песню Странствий, что прогоняет время. Если не навсегда, то хотя бы до последнего куплета. Путешествовать от города к городу, забывая прошлое и не веря в грядущее. Жить среди столиков и вечерних сумерек, официанток и плохих бифштексов, позволяя ветру дуть всегда в спину, сменяя вместе с ним потрепанные обложки, что иные торопятся назвать жизнью.

И однажды он победит...

17:31

Зачем?

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Терпеть свою боль? Зачем?

Сломались ворота страха,

И битая жизнью птаха

Вырвалась из груди.

Любить свою смерть? Зачем?

В прощальном медленном танце

Ножом полоснуть по пальцам…

Не нравится? Уходи.

Ломать свою жизнь? Зачем?

В стоячей воде, в теплом иле,

Среди дурманящих лилий

Заснуть, прошептав: «Не буди!»

Смотреть ей в глаза? Зачем?

Бездонная пропасть взгляда

Молчит, утешая: «Так надо…»

Зачем нам вопросы... Зачем?

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Чтобы залезть в шкуру другого человека, надо ее содрать...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Коричневый потолок забегаловки, встретившейся на пути, желтый рассеянный свет лампы над столом, полумрак, серый проем двери на улицу... По стеклу хрустальными змеями стекают капли дождя, уныло моросящего в обесцвеченных декорациях города. В баре тепло и сонно, официантки почти не видны из-за громадной стойки, а на стенах висят репродукции средневековых карт. Кружка пива в круге света, приглушенная музыка. Иллюзия уюта. Грустно...

23:21

Мысля

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Что может быть забавнее косить под дурика, когда все знают, что ты косишь, и кто этот дурик. Театралы...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Эх, тяжело быть сантехником. Ржавые железяки, гнилые трубы, вода, что льется изо всех отверстий и ужасное громыхание инструмента, борющегося с неподатливыми гайками. Мрак одним словом. А ведь кто-то этим на хлеб с минеральным маслом зарабатывает. Подвергает свою жизнь опасности, стрессам, нервным расстройствам и заусеницам на пальцах, чтобы с сумрачным видом вытереть гряной ладонью физиономию и с гордым видом проскрипеть: "Готово, хозяюшка...". И блин, в конце концов, мазать солидолом пеньку - это извращение....

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
За окном шумят машины, орут местные гопники, жирные голуби ищут где заночевать и сыро. Странное место там за окном. Если палкой попасть по голубю - сдохнет птичка. Так ей и надо. Если палкой попасть по гопнику - еще неизвестно, кто сдохнет, а вот если попасть палкой по машине - попадешь на большие бабки. Или на маленькие. Бабки - они все разные. Иные сухонькие, сморщеные, а как заорет - весь двор слышит, и еще два соседних. Хлопает веками по щекам, руками узлы морские чертит, вертится, будто за хвостом гоняется и орет. Зубастая, пусть и не свои, носатая - свой, да надоел, и голосистая как бормашина. Вот чем такую успокоить? Кирпич на темечко - и то не поможет. А вокруг - дома, дома, квадратными глазами уставились неизвестно куда и делают вид, что задумались. О чем им думать, панелькам пустопорожним. Что еще пятнадцать лет простоят и сложатся - так это все знают... Блин, да что же это, заткнется ль этот сиплый соловей? Сколько глотку драть можно? Или ей там вместо легких шланг от компрессора в задницу сунули, так она давление и выпускает? От веть случилась оказия. И не разобрать - сигнализация автомобильная, или бабка все еще концерт для случайных тех кому за устраивает. Да нет, те кому за - не случайные. Тоже вон присоединяются. Нестройный хор дополняется звоном разбитого стекла. Понеслась родимая, по кочкам. Эх, мирные будня, етидретьматьегозаногу...

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Оть ети... Рука не подымается написать чего-нето. И ведь как все хорошо начиналось - выжженные равнины Горрах, кочующие племена Секем, прочая ерунда фантастически-доисторического толка. Нет. Не выйдет. Все дело в том, что писать очередную пустышку с громкими названиями - гордость не позволяет, а придумать мир, полный жизни, достоверный и осязаемый - не хватает силенок. Эй вы, гордые всадники Секем, а ну оживайте гады... Не дают ответа. Только бредут уныло призраки в развевающихся балахонах по лубочным степям, иногда упираясь лбом в горизонт. Не колышется трава - ее нет. Не гремят тяжелые костяные бусы - зачем они нужны? И плюшевое солнце тоскливо взирает с картонных небес на кошмарное представление. К чему это все? Да к тому - чтобы мир ожил, нужен не только сюжет да красное словцо. Мир нужно увидеть, сжиться с ним, почуять его всеми фибрами, какие только найдутся. Не выходит пока. Воображение не слишком игривое, вот и не выходит, а посему дорожка до маленького издательства еще оченно длинная.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Движется, движется пейзаж за пыльным окошком, проносятся мимо рощи и деревни. Узкая трасса льнет к автобусу обочинами, сырым после дождя песком, прижимается нежной кошкой, жмуря глаза от удовольствия. Вперед... В кювете выброшенным на берег китом лежит грузовик, колесами беспомощно уставившись в небо. Вокруг суетятся водители, стоит фура, в которую торопливо перегружают содержимое - ящики с персиками. Грузовик лежит молча, с философским равнодушием взирая на окружающее. Потом его вытащат из канавы, и он снова будет деловито гудеть, перевозя разнообразные грузы, позабыв о минуте душевного спокойствия. Дорога уносит его, как полноводная река...

Блеклые цвета асфальта и неба, брызги на стеклах - осень вступает в свои права, приходя по дороге, что не знает начала. Многочисленные придорожные кафе, воспоминание о кухне которых заставляет мрачнеть, связки лука и прочие дары огородов, подвешенные на перекладинах в деревнях - все пропитано осенними запахами, успокаивающими дух.

Теплый дождь накрапывает, ласково касаясь плеча - остановка около города, славного своей историей. Бутылка пива, пара пирожков - скромный завтрак путешественника. Свежий ветерок разгоняет тучи над головой и ничем не примечательная стоянка освещается золотом, отражающимся в лужах, играющим на застекленных дверях магазинчиков, пейзаж становится нереально-хрупким сном из далекого детства, умиротворенный и воздушный...

А на хмуром небе - радуга. Символ вечной удачи, драгоценный мост между мирами. Говорят, если смотреть на нее - можно обрести благосклонность Фортуны. Лучше не отводить глаза - слишком много везенья не бывает. Радуга говорит, что все будет хорошо...

Деревья, что растут вдоль дороги - проснулись. Они долго спали, но чужие прикосновения разбудили их, и теперь это уже не просто рощи - это живые существа, что внимательно смотрят на проезжающих и ждут. Чего?...

Все это, собранное вместе создает удивительную гармонию, незримую и незыблемую, гармонию, помогающую осуществлять желания...

p.s.

Урра!! Получилось!!!!

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Иногда за развеселым потоком слов скрывается тоска вперемешку со страхом. Так под землей течет река, из-за которой рушатся стены возводимого замка. - Боишься? - Не боюсь... - Знаешь жизнь? - Знаю. - Веришь в себя? - Верю... И только тихий вой в подушку по ночам сотрясает опоры, поддерживающие сознание. Все нормально, как у всех...

Когда видишь такие строки, сердце на миг останавливается из-за чудовищного несоответствия, раздирающего мысли. Не стоит возвращаться... Не стоит уходить... Маятник часов поблескивает в темноте вечерних сумерек.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Странно наблюдать, как буквы складываются в слова - из небытия возникают длинные цепочки, заботливо выложенные кафельным щелканьем клавиш на белом поле экрана. Прячется за каждой буквой нечто, что хотелось бы донести, не расплескав ни капли, но теперешние слова - решето, которое нужно выкладывать листьями намеков и ассоциаций, дабы сохранить драгоценную влагу настроений. Вряд ли кто вспомнит ту единственную нить, что увязывает слово с реальностью, превращая его в инструмент, меняющий мир. Вряд ли. Каждый вспомнит свое, и автор в том числе - то, что таится в глубинах памяти, образуя хрупкую и одновременно непробиваемую стену, оделяющую Я от Все Остальные. Вспомнит события, что накрепко привязались к слову - и честь и хвала тому, кто сможет найти путь к чужим воспоминаниям. Тогда слова его будут вплетаться в ткань чужого мира легко и непринужденно, создавая новые узоры на стене, искажая привычное, меняя устоявшееся. Только вот будут ли узоры тем, что хотелось сказать?

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Однако веселое занятие - сидеть на чемоданах. Точнее нет. Не на чемоданах. Рядышком, разглядывая их крокодилово-шершавую сущность, затянутую ремнями... Да и не чемоданы это вовсе, а грозные призраки, расплывающиеся в воздухе, вяло покачивающиеся в струях сквозняка клочковатым туманом мутно-черной с белесыми пятнами кожи. Еще не собраны необходимости и надобности, не закрыты дела, не открыта дверь в приглашающем жесте, но настроение уже появилось. Осенне-перелетное. Легкая отрешенность и расслабленность, даже безвольность некоторая. Река событий уносит вдаль, в туман неизвестности, убаюкивая серой зыбью - все отдано на волю течения. Будь что будет.

Я хочу быть как солнце, сидя в душной пельменной (ц)
Из кусочков разбитого зеркала собрать прошлое. Склеить осколки в надежде увидеть прежнего себя. И разочароваться, созерцая лишь тени, скользящие по чешуйчатому панцирю забытых слов. Вихрь перемен разбил, рассыпал старые смыслы, не тронув лишь патину событий на бронзовой раме, потемневшей от времени. Коснись сверкающей чешуи - вновь посыплется на пол звенящий дождь стеклянных призраков, чье время давно ушло. Там, за зеркалом - чужие глаза, чужие мысли и поступки, и ничто не мешает смотреть на восход солнца над горизонтом. Раннее утро - лучшее время для пробуждения.

Больно? Да, было... Но эта боль несла уверенность и силу. Ту силу, что рвет цепи снов, освобождая скованный разум. Боль очищения. Катарсис. О, этот хрустальный звон, кинжалами ясности впивающийся в нервы, заставляющий заблуждения корчиться в муках, эта неизвестность, накрывающая валом, выталкивающая болотный воздух из легких, наполняя их свежим морским бризом.

Земли предков, побитые Градом, покрываются Льдом, отражающим Солнце.

Когда Лед сойдет, Дары Радости взойдут новыми Ростками...